Говори - Страница 40

Мистер Фримен: У тебя получается уже лучше, но еще недостаточно хорошо. Это похоже на дерево, но слишком уж оно обыкновенное, заурядное, будничное, скучное. Вдохни в него жизнь. Заставь его согнуться, ведь деревья гибкие и поэтому не ломаются. Исполосуй его шрамами, перекрути ветку — совершенных деревьев не существует. Ничто не совершенно. Вся прелесть в изъянах. Стань деревом.

У него сладкий, пломбирный голос, совсем как у детсадовского воспитателя. Если он считает, будто я могу это сделать, что ж, попробую еще раз. Мои пальцы постукивают по резаку. Мистер Фримен гладит меня по плечу, затем отворачивается, чтобы устроить веселую жизнь кому-то еще. Убедившись, что он не смотрит, я пытаюсь оживить плоский квадратик линолеума.

Может, я смогу срезать весь верхний слой и назвать это «Пустой квадрат». Если это сделает какая-нибудь известная личность, работа будет иметь грандиозный успех и стоить целое состояние. Если это сделаю я, получится очередная лажа. «Стань деревом». Ничего себе совет. Мистер Фримен слишком часто зависал с чудаковатыми представителями нью-эйдж. Во втором классе я играла дерево в школьном спектакле, так как не сумела изобразить овцу. Я стояла, раскинув руки, точно ветви, и склонив покачивавшуюся на ветру голову. Потом у меня болели руки. Сомневаюсь, чтобы деревьям когда-нибудь советовали «стать придурочной девятиклассницей».

«Правило кляпа»

Адвокат Дэвида Петракиса встретился с мистером Шеей и с кем-то вроде учительского адвоката. Угадайте, кто победил. Спорим, Дэвид при желании может до конца года прогуливать занятия и получать только отличные оценки. Чего он никогда не сделает. Но не приходится сомневаться, что всякий раз, как Дэвид поднимет руку, мистер Шея позволит ему говорить столько, сколько тот пожелает. Дэвид, тихий Дэвид, фонтанирует длинными, развернутыми, хаотичными рассуждениями об общественных науках. Остальные ученики чувствуют благодарность. Мы преклоняемся перед Всемогущим Дэвидом, Который Спасает Наши Задницы От Мистера Шеи.

К несчастью, мистер Шея по-прежнему проводит тесты, и большинство из нас их проваливает. Мистер Шея делает заявление: все отстающие могут заработать дополнительные баллы, сделав доклад на тему «Культурное влияние на рубеже веков». (Он перескочил через промышленную революцию, чтобы наш класс мог наконец перевалить через 1900 год.) Он не хочет нас видеть в летней школе.

Я тоже не хочу видеть его в летней школе. Я пишу о суфражистках. До появления на авансцене суфражисток с женщинами обращались как с собаками:

• женщины не могли голосовать;

• женщины не имели имущественных прав;

• женщин зачастую не допускали в школы.

Они были куклами, без собственных мыслей, без собственного мнения, без собственного голоса. Затем вперед вышли суфражистки со своими вызывающими, смелыми идеями. Их арестовывали и бросали в тюрьму, но так и не смогли заткнуть им рот. Они не сдавались и продолжали борьбу до тех пор, пока не получили положенные им права.

Я написала лучший в своей жизни доклад. Все, что я списываю из книжки, я закавычиваю и снабжаю сносками (или ножками?). Я использую книги, журнальные статьи и видеозаписи. Я даже подумываю о том, чтобы разыскать какую-нибудь старую суфражистку в доме для престарелых, но они уже, наверное, все умерли.

Более того, я вовремя сдаю доклад. Мистер Шея хмурится. Смотрит на меня сверху вниз и говорит: «Чтобы получить дополнительные баллы за доклад, ты должна представить его в устной форме. Завтра. В начале урока».

Я:

Ни мира, ни справедливости

Я ни за что на свете не смогу прочесть доклад о суфражистках перед всем классом. Мы так не договаривались. Мистер Шея в последнюю секунду поменял правила игры или потому, что хочет меня засыпать, или потому, что меня ненавидит, или по какой-то другой причине. Но я написала реально хороший доклад и не могу позволить тупоголовому учителю обвести меня вокруг пальца. Я прошу совета у Дэвида Петракиса. Мы разрабатываем План.

Я прихожу в класс очень рано, когда мистер Шея еще в учительской. Все, что нужно, я пишу на доске и закрываю слова постером с символикой протеста суфражисток. Коробка из копировальной мастерской стоит на полу. Входит мистер Шея. Рычит, что я могу начинать. Я встаю — по-суфражистски высокая и спокойная. Это неправда. Кишки крутит так, точно я попала в торнадо. Пальцы ног внутри кроссовок скрючиваются и цепляются за пол, чтобы меня не унесло ветром.

Мистер Шея кивает мне. Я беру свой доклад, словно собираюсь прочесть его вслух. Я стою, а листочки дрожат, будто от ворвавшегося сквозь закрытую дверь ветра. Я поворачиваюсь и срываю с доски свой постер.

...

СУФРАЖИСТКИ БОРОЛИСЬ ЗА ПРАВО ГОВОРИТЬ. НА НИХ НАПАДАЛИ, ИХ АРЕСТОВЫВАЛИ, БРОСАЛИ В ТЮРЬМУ, ТАК КАК ОНИ ОСМЕЛИВАЛИСЬ ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ХОТЕЛИ. ТАК ЖЕ КАК И ОНИ, Я ЖЕЛАЮ ОТСТАИВАТЬ СВОИ УБЕЖДЕНИЯ. НЕЛЬЗЯ ПРИНУЖДАТЬ ЧЕЛОВЕКА ПРОИЗНОСИТЬ РЕЧИ. Я ПРЕДПОЧИТАЮ ХРАНИТЬ МОЛЧАНИЕ.

Класс читает в гробовой тишине, кое-кто шевелит губами. Мистер Шея поворачивается, чтобы узнать, на что это все уставились. Я киваю Дэвиду. Он выходит вперед, становится рядом, и я отдаю ему свою коробку.

Дэвид: Мелинда получила задание представить классу свой доклад. Она сделала копии, чтобы каждый мог ознакомиться.

Он раздает копии доклада. В канцелярском магазине я заплатила за все про все 6,72 доллара. Я собиралась сделать титульный лист и раскрасить его, но, поскольку в последнее время у меня напряженно с карманными деньгами, я просто помещаю название сверху на первой странице.