Школьный офис — лучшее место для собирания сплетен. Я подслушала обрывки разговора насчет адвоката Петракиса, когда стояла под дверью в ожидании очередной лекции от моего психолога насчет того, что мне не следует растрачивать свой потенциал. Откуда ей знать, какой у меня потенциал? Потенциал для чего? Когда она заводит свою шарманку, я обычно считаю точки на потолочной плитке в ее кабинете.
Сегодня мой психолог что-то запаздывает, поэтому я незаметно сижу на красном пластиковом стуле и слушаю, как секретарша пулеметными очередями выкладывает добровольцу из родительского комитета новости о Петракисе. Родители Дэвида наняли известного, въедливого, дорогущего адвоката. Он угрожает вчинить иск школьному округу и мистеру Шее по нескольким статьям: начиная от некомпетентности и кончая нарушением гражданских прав. Дэвиду разрешили взять в класс магнитофон, чтобы запротоколировать «дальнейшие возможные нарушения». Секретаршу, похоже, не слишком расстраивает мысль о том, что мистера Шею могут уволить. Спорим, она его очень хорошо знает.
Должно быть, Дэвид рассказал адвокату об испепеляющих взглядах, потому что уже на следующий день в классе устанавливают видеокамеру. Дэвид Петракис — мой герой.
Я позволила Хизер уговорить себя пойти с ней на Зимнее собрание. Она ненавидит сидеть в одиночестве почти так же, как и я. Марты не дали ей высочайшего разрешения сесть рядом с ними. Хизер расстроена, но старается не показывать виду. Она одета идеально, строго в их стиле: на ней зеленый джемпер с огромным лицом Санты, красные леггинсы и отороченные мехом сапоги. Слишком, слишком идеально. Я решительно отказываюсь одеваться по сезону.
Хизер заранее отдает мне подарок на Рождество — сережки колокольчиками, которые звенят всякий раз, как я поворачиваю голову. Значит, придется ей тоже что-нибудь подарить. Может быть, я проявлю благоразумие и куплю ей ожерелье дружбы. Она как раз подходящий тип для такого ожерелья. Колокольчики — удачный выбор. Я трясу головой на протяжении всей речи Самого Главного, чтобы заглушить его голос. Оркестр играет что-то незнакомое. Хизер говорит, что школьный совет не разрешил им исполнить ни рождественские гимны, ни песни, которые поются на Хануку или Кванзу. Вместо мультикультуры мы получаем отсутствие культуры вообще.
Кульминацией собрания становится объявление нашего нового названия и талисмана. Самый Главный зачитывает результаты голосования: Пчелы — 3. Айсберги — 17. Покорители вершин — 1. Вомбаты — 32. Остальные 1547 бюллетеней были поданы за другие названия или заполнены неразборчиво.
«Вомбаты „Мерриуэзер“». Звучит неплохо. Мы Вомбаты, вероломные, веселые Вомбаты! Визгливые, вертлявые, ворчливые Вомбаты. По дороге к моему автобусу мы проходим мимо чирлидерши Рейвен и чирлидерши Эмбер. Они хмурятся, усиленно пытаясь подобрать рифму к слову «вомбат». Демократия — отличный общественный институт.
Школа закончилась, и до Рождества всего два дня. Мама оставляет мне записку, где пишет, что я могу установить елку, если хочу. Я вытаскиваю из подвала елку и пристраиваю ее на подъездной дорожке, чтобы удобнее было смести пыль и паутину. Электрические гирлянды мы никогда не снимаем. Все, что мне надо сделать, — повесить игрушки. Но какое Рождество без карапузов! Малышня заряжает Рождество весельем. Интересно, а нельзя ли взять хотя бы одного напрокат на время праздников? Когда я была еще совсем крошечной, мы обычно покупали живую елку и засиживались допоздна, мы пили горячий шоколад и выбирали правильное место для особых игрушек. Похоже, мои родители покончили с волшебством, когда я поняла, что никакого Санты не существует. Возможно, не следовало говорить им, что я знаю, откуда на самом деле подарки. Это разбило им сердце.
Спорим, если бы я у них не родилась, они бы уже давным-давно развелись. Я стала для них крупным разочарованием. Я не хорошенькая, не умная, не спортивная. Я точь-в-точь как они — заурядный трутень в одежде из секретов и лжи. Неужели нам придется лицедействовать до тех пор, пока я не окончу школу?! Стыд и срам, что мы не можем просто признаться в своей неспособности жить семьей, не можем продать дом, поделить деньги и уже самостоятельно разобраться со своей судьбой.
Счастливого Рождества.
Я звоню Хизер, но она ушла за покупками. Интересно, а что бы сделала Хизер, если бы оказалась в доме, где не пахнет Рождеством? Надо представить, что я — Хизер. Я напяливаю на себя ворох дурацкой зимней одежды, надеваю на голову шарф и ныряю в сугроб. Задний двор выглядит роскошно. Деревья и кусты обернуты льдом, чудесным образом отражающим солнечный свет. Мне остается только слепить снежного ангела.
Я топаю к нетронутому участку снега и падаю навзничь. Шарф сползает мне на рот, и я машу крыльями. Запах мокрой шерсти напоминает мне о первом классе, о том, как я шла в школу холодным утром, а в варежках позвякивала мелочь на молоко. Мы тогда жили в другом доме, он был намного меньше. Мама работала продавщицей в ювелирном магазине, и, когда я возвращалась из школы, она уже ждала меня дома. У папы тогда был нормальный босс, и папа бредил покупкой лодки. Я верила в Санта-Клауса.
Ветер шевелит ветки над головой. Сердце звенит, как пожарный колокол. Шарф слишком плотно закрывает рот. Я стягиваю его, чтобы нормально дышать. Влага на коже замерзает. Мне хочется загадать желание, но я не знаю, что себе пожелать. И мне за пазуху набился снег.
Я отламываю ветки со священных кустов, добавляю пару сосновых веточек и несу в дом. Перевязываю ветки красной шерстяной ниткой, чтобы поставить на каминную полку и обеденный стол. Получается не так красиво, как у той дамы по телику, зато в комнате пахнет гораздо лучше. Мне все еще хочется взять напрокат малыша, на один-два дня.